Шанс, в котором нет правил [черновик] - Ольга Чигиринская

Эней закрылся в душевой, разделся, сложив вещи на стиральную машину. Каждый квадратный сантиметр ткани провонял нехорошим адреналиновым потом. Его без всякой аппаратуры вычислят, по запаху…

Из заднего кармана джинсов выпала самодельная книжечка. Нет, японские модернисты в переводе отца — не туалетное чтиво… Вот журнал зато замечательный — глянцевый и тупой, как начищенный башмак.

…В душевой кабине он осмотрел себя, провел ревизию синяков и ссадин. Ничего существенного, если не считать руки. Отлично били, мастерски.

— Хорош, — одобрительно сказал кто-то. Эней поискал глазами в зеркале, но гость там не отражался. Тогда Эней развернулся и увидел его на крышке унитаза. Тот листал журнал и раскуривал очередную вонючую сигарету.

— А на пыточном столе будешь выглядеть еще лучше. И уложит тебя туда Габриэлян. Собственными руками, — гость затянулся и выпустил дым тугой струйкой, прикрыв глаза, с таким выражением лица, словно внутреннему взору его предстала как минимум Земля в шестой день творения.

Эней продолжал спокойно мыться, не отвечая ни слова. Разговаривать с собственным

подсознанием — признак шизофрении. А разговаривать с дьяволом — признак глубокого идиотизма. С дьяволом даже Он не разговаривал, цитатами отбивался. «Написано…» — и далее по тексту. А Лютер пятую точку показывал. Эней развернулся к унитазу спиной.

— Что меня иногда раздражает в вашей овечьей братии, — проговорил визитер, — так это непрошибаемая уверенность в том, что вы хорошие люди. В то время как вам всего лишь досталось такое психосоматическое сложение, при котором вам страдания ближнего труднее терпеть, чем свои. Ну так значит, вы идете по пути наименьшего сопротивления — что в этом хорошего, спрашивается? И что из того, что вы, поймав себя на плохом, лупите кулаком в грудь и говорите «моя вина, моя великая вина»? Это только помогает вам лучше чувствовать себя хорошими.

Все, хватит плескаться. Эней вышел из-под душа и растерся полотенцем. Жаль, нижнего белья они в загашнике не держали — ладно, придется обойтись без. Цумэ же обходится.

— Доброй охоты, — гость снова закурил и выпустил струю дыма Энею в лицо.

— Доброй охоты… — «всем нам» тут не годилось, — всем людям доброй воли.

На выходе из ванной Энея перехватил Корж. Он был уже в курсе.

— Захар, ничего если я здесь полежу немного, почитаю? — спросил Эней. — Ноги болят кошмарно.

— Лежи, дивана не пролежишь, — согласился бывший покупатель и бывший начальник. — Слушай, да как же тебя угораздило-то?

— Да объект за собой хвост притащил. Случайно. А я на двоих не рассчитывал.

— Помощь нужна?

— Спасибо. Мне бы только упасть… где-нибудь.

Лежа на спине, Эней закинул гудящие ноги на подлокотник дивана. Что оказалось совершенно неожиданным — это почему подсознание или нечистый дух — или оба сразу — предстали в облике Габриэляна. Причем если это и в самом деле нечисть, оно хоть как-то объяснимо, а вот если подсознание… что моему подсознанию очкастая Гекуба? Впрочем, если и товарищ… зачем ему интересоваться? Если по имеющимся данным судить, этот хорек уже давно ему принадлежит с душой, потрохами и всем их содержимым.

Эней вспомнил плачущую Майю, которая думала, что на нее действует наркотик правды и говорила правду. Подсознание намекает, что он ревнует Майю? Бред собачий. Да, когда она рыдала у него на плече, его сердце забилось чаще, но это чистая физиология, потому что Майя — сгусток умопомрачительной женственности. Было бы странно, если бы этот черт в синих галифе заинтересовался чем-то менее убийственным.

А этот, без галифе… он сделал предложение. То есть, не сделал. Ему по штату положено делать — а он не сделал… Ах, как заманчиво — просто продолжать без помех то, что уже начал и собираешься довести до конца. Такое впечатление, что визитера устраивает любой исход… или что-то, запертое в голове, ломится наружу вот таким макаром, пытается донести до взбесившейся коры мозга, что оба варианта проигрышные, проигрышные, проигрышные…

Можно не верить черту, ему нельзя верить — а интуиции? Эней фыркнул. Все почему-то считали, что у него сильная интуиция. С какого бугра скатилось это всеобщее мнение — он не понимал. Интуиция — это что-то смутное, расплывчатое, за-хвост-неуловимое… А он как тактик всегда был силен конкретикой мышления. Тем, что мог удержать в голове множество разнообразных факторов и найти выход из фатальной воронки.

Ладно. Он смотрел на бело-синий, клетчатый потолок. Фактор первый — Кошелева нельзя упускать. Что бы там ни было — нельзя. Он после Краснодара должен ждать подвоха — они на то и рассчитывали, что он ждет подвоха, он будет копать — и леший знает, до чего варк с его аппаратом и опытом может докопаться. Фактор второй — Корбут. О Корбуте деятель не сказал ничего. А почему не сказал? Потому что он персональный… опекун Кошелева и Корбут ему безразличен — или потому, что это и есть ловушка? Я беру Кошелева, Корбут — меня. И задачка решена: Кошелев в муках и с полным багажником грехов отправляется по назначению, я — за ним следом, а у Корбута пополняется список… Но Кошелева-то он получал в любом случае. Зачем он показался? Зачем начал делать пропозиции? Он получит больше бонусов, если я соглашусь? У них там агентство, что ли? Чушь. Просто при моем согласии образуется какой-то расклад, где мы гибнем пакетом. Или… Какие у меня еще варианты? Мысли бегают по кругу и в уме круги считают… Отвлечься. Оно придет само.

Эней достал книжку, развернул.

Парова колісниця біля перону томитьсяПаровий казан вже ситий камінним вугіллям.Далекий семафор підморгне — і залізним шляхомПарова колісниця через кордон помчиться.

Хагивара Сакутаро. Это я читал вчера. Это отсюда ко мне выкатился поезд… Эней перевернул страницу.

Далеко вночі, на сяйні соснові голкиПроливаються сльози покути,Далеко вночі на чорному тлі білієНебесна сосна, де повішеник голову хилить.Небесна сосна, яку він покохав так сильно,Що розіп'явся на ній, розкинувши руки.

Эней закрыл книгу и сунул за пояс. Глаза тоже закрыл. Под веками на черно-красном фоне белела небесная сосна.

Нет. Я все понял, но — не могу. Не гожусь.

Стоп. Да зачем эта самодеятельность, когда в моем распоряжении профессионалы? Целых два. Набрать номер и сообщить, что мы берем Корбута — а Кошелева наоборот, отпускаем. По всем правилам. Ребята решат, что я спятил — но приказ выполнят. Правда, потом прижмут к стенке и потребуют объяснений…

Эней снял с пояса комм — и увидел одиннадцать пропущенных вызовов. Набрал код.

— Слушай, — сказал Цумэ. А тебя направлять совершенно бесполезно. Ты на вызовы не откликаешься.

— С какого момента вызывали?

— Как ты из кафе опять нырнул в метро.

— Меня пасут?

— А как же. Во-первых, тебя пасут люди Корбута, и как они это делают — просто цирк с конями. Во-вторых, тебя — и их — пасут люди Кошелева. Гораздо аккуратнее и чище, если бы я не был мной, мог бы их и пропустить. Они все бывшие или сущие СБшники.

— Как я и думал.

— Теперь скажи: ты в силах привести их на Таллинское шоссе часам к десяти вечера?

— Постараюсь. Бибоп…

— Да?

— Небольшие перемены в планах. Как бы ни складывалась ситуация, Фрол не должен и носа высовывать, пока на точке не покажутся оба объекта.

— Ты уверен? Кэп, подумай как следует. Первый — старик. Ходит днем. Второй, конечно, сегодня тоже вскочит раненько по случаю полнолуния, но между ними может быть люфт в час, а то и больше. И без Фрола мы первого не возьмем.

— Я подольше помотаюсь, — пообещал Эней.

— А не надорвешься?

— Постараюсь.

По левой босой ноге пробежало что-то маленькое, как минимум шестилапое. Эней открыл глаза — и увидел комфортно устроившегося на подъеме стопы скорпиона.

— Тебя не бывает, — сказал Эней вслух. — Тебе здесь холодно. Даже летом.

— Это ты кому? — насторожился Игорь.

— Ты представляешь, это хамло пугает меня скорпионами. И это еще не все. Знаешь, чью морду лица он нацепил?

— Попробую с трех раз угадать. Зодиак?

— Бинго! — Эней сел и щелчком сбросил скорпиона на пол. Где уже ползали с полсотни таких же.

— Гребаное подсознание, — вслух сказал он.

— Ты покрути, почему так, — сказал Игорь. — У тебя оно далеко не бестолковое. И скорпионов покрути, и другие… знаки зодиака. Что-нибудь еще скажешь, или конец связи?

— Я пойду сейчас в зоопарк. Конец связи, — Эней отключился и посмотрел на скорпионью возню.

Первым номером программы был страх. То, чего он боялся больше всего — огонь, сгореть живым. Вторым — воскрешение душевной боли, вторичная потеря старых друзей. И вот теперь, наверное, пришла очередь омерзения. Эней не боялся членистоногих. Если они относились к разряду ракообразных — даже ел. Но ощущение перебирающих по телу маленьких лапок было одним из тех немногих, которые могли заставить его вздрогнуть.